Август, божественный месяц, созрели земные плоды, виноград, баклажаны,
Август, зеленые клены наглядно сияют на плоской небесной эмали,
Лето исходит последней жарою, срываясь на грозы, скрываясь в туманы,
Душные полдни, ознобные ночи, больная птица на скомканном одеяле,
Глаза у птицы заволокло, серые с золотом глаза у птицы,
Птица дышит хрипло и тяжело, темные перья ее разметались,
Птица заглядывает в меня за миг перед тем, как начать мне сниться,
И, засыпая, берет мою руку невесомыми призрачными перстами.

Откуда ты знаешь про ангелов,
Сказать смешно,
Как любят они, что едят они, о чем грустят,
А даже если никак не любят, мне уже все равно,
Следы от ее невесомых пальцев на коже моей горят.

Осень-арахна плетет кружева, все одно — получаются липкие сети,
Северный ветер рвет черепицу с моей и так-то нетвердой крыши,
Когда-то давно мне хотелось спасти всех раненных в жопу на этой планете,
Но Бог оказался на высоте и меня не услышал.
Если бы только узнать, как можно распахнуть ее клетку, вернуть ей воздух,
Если бы только успеть отыскать для нее у аптекаря целебные зерна,
успеть, потому что золотые глаза уже тускнеют. Пока не поздно,
Вернуть ее в небо, и не умирать, и бить крылами в чертогах горних,

Оставь в покое ее, Боже мой,
Уйди и забудь.
Не лезь в чужую жизнь, Боже мой, будет только хуже.
Но когда я вспоминаю глаза ее, мне уже не уснуть,
Я вижу только глаза ее, и весь этот мир мне нафиг не нужен.

Август, божественный месяц, потоки метеоритов, летучие мыши тоже,
«Август» — само это слово застряло в горле, как пакостной крови сгусток,
Ты же не лекарь, ты шарлатан, а не врач, ты помочь ей никак не сможешь,
Откуда ты знаешь, как умирают ангелы, будь им пусто!
Нет таких трав, чтоб сорвать, заварить, растереть в меду и скормить по ложке.
Осень-арахна глядит сквозь решетку ажурной листвы золотыми глазами,
Но если я вправду увижу, как эти глаза застилает серая пленка,
Легче мне будет, если моя голова разобьется о серый камень.

Анафеме предан тот, кто не верит, что кроме земли, есть что-то еще.
Анафеме предан тот, кто скажет, что у птиц и у ангелов нет души.
Я умоляю ее — держись.
Я умоляю ее — держись.
Я целую ей полупрозрачные руки и заклинаю — дыши.

Оттепель, сумерки, природа-злая мать.
Я битый час на остановке угловой.
Хлюпает в обуви оплывшая зима.
Мне до полуночи не светит быть домой.
Черт с ним, с такси, отдам буржую три рубля,
но, блин, не едет ни один автомедон.
Я размокаю, как обломок корабля.
А где-то на горизонте остров Аваллон

Там день-деньской гуденье пчел и дикий мед.
Там ласковые волны отгоняют мглу.
А я здесь торчу как перст, и прерван мой полет
этой несчастной остановкой на углу.
В гиперпространство подсознанья моего
я забираюсь и включаю старый сон.
Я битый час на остановке угловой.
А где-то на горизонте остров Аваллон.

Медленно затихает сутолока дня.
Гаснут огни в домах, и никого окрест.
Бог не послал автобус, позабыв меня.
Небесный контроль на мне поставил жирный крест.
Что остается делать, если дело дрянь?
И оттолкнувшись от поребрика носком,
дав круг почета, где ждала я этот транспорт
я полетела домой на Аваллон.

Когда солнце ложится спать
Hа мягкие травы речные
И горький апрельский ветер
Расправляет незримые крылья,
Я ухожу из дома,
Где окна засыпаны пеплом,
Я возвращаюсь туда, где чище и выше.

Там, где поет река,
Сливаясь с весенним небом,
Вдоль берегов летит
Корабль под парусом белым.
Сан-Рафаэль и Эарендиль
Держат свой путь на запад.
Я помашу им рукой и отправлюсь обратно.

Вечер идет своим чередом,
Птицы носятся в небе.
Я ухожу туда, откуда вернулся.

Встань, моя радость, протяни мне руки.
Я же знаю, как мы этого хотели.
Здесь нету неба, вместо неба только звуки,
Темные звуки, звуки гонга и свирели.

Мчащийся мимо не заметит наши тени,
Что ему тени — он в погоне за живыми.
Некогда мы бежали от него в смятеньи,
Он нас настигнул — и с тех пор проходит мимо.

Здесь, в черных маках мы свое устроим ложе,
За руки взявшись, закружимся-затанцуем.
Как непохожи мы, и все-таки похожи,
Все остальное растворится в поцелуе.

Наши печали и купно все отрады наши
Станут просты, ergo, станут истинно нетленны.
Вряд ли я знаю, кто из нас погибнет раньше —
Я лишь надеюсь: мы уйдем одновременно.